МЕЖДУНАРОДНОЕ ХУДОЖЕСТВЕННО-ПУБЛИСТИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ
онлайн-дайджест • культура в мире
«СОЛНЕЧНАЯ ПОЛЯНА» открыта поэтам и прозаикам, эссеистам и драматургам, сценаристам и публицистам, литературным критикам,
Мастерам и только пробующим перо.
Пишите нам на всех языках.
Журнал: «СОЛНЕЧНАЯ ПОЛЯНА» 2010,№ 3Июнь
Юрий Панкратов
Книжного воздуха праздничный дух –
жизнестихия моя.
Стихослагатель и книгопастух –
Это, с мальчишества, я.
Юрий Панкратов
Из сборника стихов Юрия Панкратова «СТИХОТВОРЕНИЯ»
Сборник вышел в 1995 году к шестидесятилетию поэта.
Предисловие к сборнику Юрия Кузнецова
Поэт Юрий Панкратов заявил о себе еще в пятидесятых годах. Его дебют был поистине ошеломляющим. Его стихотворение «Страна Керосиния» (сатира на соцсистему, еще тогда!) стремительно обошло огромную читательскую массу вплоть до лагерей. Людям хотелось свежего слова, и они его услышали. Правда, за свою лихую сатиру поэт сильно получил по шапке от власть предержащих, но, однако, устоял. Порвал со своим окружением ( Евтушенко Ахмадулина) и стал держаться особняком, отдавшись целиком поэзии.
В стихах Юрия Панкратова чувствуется культура. Цветок и Вселенная – таков диапазон его поэтического видения. Его маленькое стихотворение «Пастух» выдерживает сравнение с античной классикой.Слово он чувствует на вкус, на звук, на запах, он как бы осязает слово.
Мир поэта многоцветен, напоен ароматом поля и леса. Подобную радость бытия ощущали древние греки
Поэма «Зеркала» написана с виртуозным мастерством. Это сатира с прорывами в онтологические глубины бытия. По прочтении этой поэмы остается ощущение некой тайны жизни ли, слова ли, к которым прикоснулся.
Юрий Кузнецов
* * *
Метанье бисера – писание стихов.
Мелькает снег, летя на крыльях свиста.
Так засыпал песок громаду сфинкса
на протяженье сорока веков.
Метанье бисера – писание стихов.
Не для того ль, чтоб, словно средь снегов,
меж лучезарных мыслящих слогов
погрязла туша мирового свинства?..
СИК ТРАНЗИТ ГЛОРИЯ
Вот притча некая о вечности.
Слепит глаза? Протри очки.
То было во лета, апч-хи! –
разоблаченья культа личности.
Ещё недавно монументы
вели в грядущее людей.
Теперь пустые постаменты
торчали в центре площадей.
Ещё вчера мы причитали:
- Ка-кую глыбу дал Кавказ! –
и беспробудно почитали
того, кто думает за нас.
Об этом (зная по команде
и прозревать и воскресать,
молясь верхов небесной манне)
все нынче бросились писать.
В те дни посткульта, с жаждой славы,
как ствол, что гонит соки смол,
я жил мечтой в размах державы
явить задорный свой глагол.
К провидцам дерзким не ревную.
До всех команд случилось мне
сказать стихами правду злую
о Сталине и о стране.
Ах, что тут сталось! Гам и крики!
Аж до сих пор в ушах звенит!
Я был парнишка невеликий,
а стал внезапно знаменит.
Меня торжественно качали
и я летал под потолком.
Меня с трибун разоблачали,
стуча чугунным кулаком.
Со мной приятельства искали.
И даже те, кто именит,
меня украдкою ласкали:
- Ну как же, как же, знаменит!
Я стал тонуть в трясине славы.
Сказать спешу на этот счёт:
когда по данной части слабы,
не сомневайтесь – засосёт.
Но вот однажды как-то, кстати,
вслед за вопросом: как оно? –
меня спросил один приятель:
- А хочешь посмотреть «кино»?
…Разверзла снежная завеса
пред нами некий странный двор,
куда с негласным интересом
я устремил свой жадный взор.
Как будто гром аплодисментов
прогрохотал – открылась мне
шеренга мрачных монументов,
стоявших в полной тишине.
Один, разъятый, пал на землю,
в сугроб уткнув фуражки сталь,
другой, тяжёлый перст подъемля,
глядел в бессмыленную даль.
Из стали, бронзы и титана
вдали от суетных людей
шагали статуи титана
и генератора идей.
В них ветра посвисты сипели.
У каждой чуть согбен рукав.
Синели медные шинели,
свезённые на переплав.
«Смотри, - шепнула даль сквозная, -
что значит славы лёгкий бег.
Она – грядущего связная!..»
На бронзу падал мёртвый снег.
«Когда тебя обуревает
Тщеславья спесь – протри очки.
То мгла тебя одолевает.
Очнулся ото сна? Ап-чхи!»
С тех пор торжественной истории
живые ветви оттеняли
мой взгляд на мир. Сик транзит глория,
как утверждали латиняне.
От сладкой страсти быть известным,
что занимала в те года,
слыть знаменитым повсеместно
я излечился навсегда…
* * *
Я хочу, чтоб меж звёзд мирозданья,
что исполнено воли одной,
плодоносная мощь возмужанья
стала явью планеты родной.
Чтоб на высших путях созиданья
вышли к свету из нравственной тьмы
в осиянии звёзд мирозданья
неразумные отроки – мы…
* * *
Томясь по истине предвечной,
чему живой загадкой ты,
под сводом жизни быстротечной
пишу, чуждаясь суеты.
Возвышенный задачей дерзкой –
стиху начала старой меры
вернуть, - живу с печалью детской
пристать к причалу новой веры.
Илот вселенский вдохновенья,
лишь об одном тревожусь я:
стать чуть открытей откровенью
небытия и бытия.
То явно – на исходе века
мы древней маемся химерой:
бореньем суеверья с верой –
бессмертной тайной человека.
* * *
В чём суть популярного слова «известность»?
Вы скажете, что – В поощренье таланту.
Но черта ли в том восприявшему вескость,
Держащему груз небосвода Атланту?
Величье себя с суетою не делит.
Тщета – самовар в оловянной полуде.
Стяжатели славы, почёта и денег,
по-моему, просто неумные люди.
Не важно, какие: далёкие ль, местные ли,
в труде позабытые, в таинствах быта, -
мы все в этом мире должны быть известные
и дел доброта нипочём не забыта.
«Известность» сродни проявленью уродства,
ублюдства, арапства, о слёзная слава!
А что под полудой? Кривлянье, юродство,
скандального рабства кандальное право.
Известность – безумье особого рода,
подобное чем-то игре в сановитость.
Вы видели, как озирают урода?
Вот также глазами едят знаменитость.
Шагает, как будто измазан извёсткой.
Всяк встречный ему надзиратель6 ни с места!
И шорох зловещий: такой-то… известный… -
аккомпанементнее аплодисментов.
Привычней быть частным лицом. И обычно
нести сквозь толпу своё смертное тело.
Экипирован не очень? Отлично!
Как говорится, личное дело.
Живёшь, своей страсти и мысли заложник.
Но славы коснётся тебя подаянье –
и ты поступаешь, успеха острожник,
в разряд общемассового достоянья.
…Мне истины хочется быть напоенным
Амритою, вместо вседневности тленной.
Ведь даже претензии Наполеона
смешны перед ликом бессмертной вселенной.
* * *
В стране, от старости седой,
где так легко с душой расстаться,
всего трудней самим собой,
не изменив звезде, остаться.
Вот путь: в забвении, в глуши,
в пустыне, в местности безвестной,
веленьям следуя души,
иметь опорой свод небесный.
То – счастье: средь цветов и трав
сиять внутри земного круга,
ни разу в жизни не предав
ни милой женщины, ни друга.
Самим собою быть. Дышать
рассвета ясностью нетленной.
И по любви дела решать –
свои, Отчизны и Вселенной.