МЕЖДУНАРОДНОЕ ХУДОЖЕСТВЕННО-ПУБЛИСТИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ
онлайн-дайджест • культура в мире
«СОЛНЕЧНАЯ ПОЛЯНА» открыта поэтам и прозаикам, эссеистам и драматургам, сценаристам и публицистам, литературным критикам,
Мастерам и только пробующим перо.
Пишите нам на всех языках.
Журнал: «СОЛНЕЧНАЯ ПОЛЯНА» 2010,№ 3Июнь
Марина Верета
Украинская поэтесса (Г.Харьков). Член Ассоциации Украинских писателей. Издано семь книг (готовится к изданию трилогия).
Печатаюсь в Международном журнале "Ренессанс".
С выступлениями езжу по Украине и за её пределами.
Режиссёр, психилог-магист по образованию.
Мама двоих детей.
Люблю жизнь.
Ценю добро,верность.
Уверена-миром правит любовь(в широком понимании этого слова).
1964г.р.
БАБА СНЕЖНАЯ
Баба снежная
с веселой улыбкой,
нос – морковка,
в глазах – угольки.
Голубая зима
длится не долго
под аккорды угасающей
случайной любви.
А белая баба
смеется игриво,
ведро – набекрень,
танцует – лениво.
Притопы, прихлопы
под смех детворы.
Нужна совсем малость
Для женской мечты.
На утро растает
снежная баба,
а с нею надежда,
что чувствами правит.
Найду на земле
морковку для носа,
ведро с головы
сняли без спроса.
Осталась лишь горка
рыхлого снега.
И замерло эхо
детского смеха…
БЕРЕГ ЮЖНЫЙ
Берег южный
просил остаться,
увивался у ног,
не хотел прощаться.
Обещал
неземное счастье,
жемчугов закрома,
коралловый риф
в придачу.
Не хотел меня
отпускать
берег южный –
сердце Крыма.
Говорил,
что будет скучать,
коротать одинокие дни
уныло.
Говорил,
что солнце с зенита
уйдет,
и дни хмурые
поселятся.
Бросал комплименты,
любовь у ног,
заверяя,
что не будет ревнивым.
С любовью
рассталась с ним,
пообещав
вернуться непременно.
Берег южный,
как дорог ты мне!
Я обязана тебе
вдохновеньем!
БЕСКРЫЛАЯ ЛЮБОВЬ
Дни любви –
уже за околицей.
Глаза не таи,
что будет –
пусть множится.
Что было –
прошло,
как весенняя оттепель.
Сломалось крыло –
лететь
не можется.
В историю
мелом по зеркалу
впишем свои имена.
Бескрылая любовь
несмелая
за околицу
поспешно ушла.
БЛАГОДАРЮ ЗА ЛЮБОВЬ
Благодарю за любовь
возвышенную,
за сотни ночей
сбывшихся,
за тысячи признаний
в пылу,
за главное слово
«Люблю».
Благодарю за любовь
страстную,
за пламенную окраску,
радостную,
за взъерошенное ложе
под солнцем,
за родную душу
схожую.
Благодарю за любовь
необъятную,
за радугу семицветную,
за небо
ежедневно разное.
Благодарю за короткий
счастливый миг –
за любовь,
которую мне дарил.
БУДУ ЖИТЬ
Буду жить
воспоминаниями:
словами, запахами,
буду жить
вспотевшими ночами
и угольками
потухшего пламени.
Буду жить
последними аккордами
затихающей грозы,
твоими шагами
далекими
посреди угасающей
зимы.
Буду жить
радугой бесцветной,
что цвета раздала
взаймы
и оставила неприметный,
без названия роман
о последней любви.
Буду жить
тревожными криками
ночной птицы-одиночки
и фигурами восковыми –
пророками
в гениальных, коротких
строчках.
Буду жить
верой, любовью, надеждой –
дарами,
которые оставил уходя,
не проронив слезу,
не оглянувшись,
когда на дворе умирала зима.
БЫЛО ВСЕ
Было все
и немного больше.
Было больно,
на душе тошно.
Был полет,
не иначе птица,
птица-баклан
над пеной кружится.
Были осени,
полные листопада.
Были весны
с сумасшедшим
звездопадом,
мухоморы в белых
точках
и венок из полевых
голубых цветочков.
Были снега
И сосулек мачты.
Были закаты,
провоцирующие удачи.
Были ночи,
полные ожиданий,
а утра воскресные –
нестерпимые
без звонков и шагов…
Но что дальше?
Все имеет начало.
Всему свой конец.
Было все сначала,
но теперь между нами
ничего нет.
ДОЖДУСЬ
Потянулись дни
вереницей
с дождями и ветром
простуженным.
Обещал,
что будешь сниться
и звонить иногда,
под ужин.
Обещал,
что разлука недолга,
и, как только на порог
ляжет первый снег,
все дела разбросав
со сноровкой,
прилетишь
из далеких мест.
Цветы дождутся тебя,
те,
что в разлуке грели.
Дождусь и я
твоего звонка
и шагов в тишине
по первому снегу.
ГОДА ЛЕТЯТ
И был январь,
и были звезды,
и месяц новый, молодой.
Он провожал меня
впервые.
Он провожал меня
домой.
Дыханьем согревал
холодные ладони
и нежно обнимал
за плечи
возле дома…
Как далеки страницы
юной жизни.
Года летят –
Им лень остановиться.
Но вечером январским
в ясную погоду
нет-нет
да и припомню
стеснительного юношу,
согревающего
мои холодные ладони…
В МАСТЕРСКОЙ…
Разукрась ее жизнь
красками:
яркими, броскими,
масляными.
А Мольберт
безнадежно влюбится
в позолоту волос
и глаз изумруды.
Кисть опишет
страсти дыхание,
округлые бедра,
томимы желанием.
Мазками сочными
выпишет грудь
и трепета ноты,
и женскую суть.
Притронется кисть
к пушистым ресницам,
глаза с поволокой
будут ей сниться.
Влюбился Мольберт,
потеряв сна покой,
а Кисть повторяла:
«Второй не будет такой!»
Краски вторили эхом
художнику зрелому:
«Разукрась ее жизнь
ярким по белому!»
Только Мастер зарекся
влюбляться в красавиц
и, портрет написав,
от него тут же
избавился.
В мастерской
что-то угасло:
цветные краски
стали черно-белыми,
масляными.
Мольберт не мурлыкает
песни,
а Кисть не пишет
портреты.
Затихла.
Застыла.
Зависла.
Тишина в мастерской
художника.
А красивая, божественная
женщина
стала Музой
поэта влюбленного.